Мир без границ — это безграничный ад.
Принцип, согласно которому каждая страна вольна сама решать, кто имеет право на въезд и пребывание, был отменён сначала в Европе, и сегодня подвергается массированным нападкам со стороны т. н. «правозащитников» в США и в Канаде, в Австралии и Израиле. Они настаивают: «гуманитарные обязательства» состоят в том, чтобы принимать безоговорочно всякого беженца. Любого, и всё тут.
Третий мир двинулся в поход на первый. Меньшинство — потому, что дома их и в самом деле прессуют, а большинство — потому, что возможности первого мира и количество предоставляемых им ништяков, а то и откровенной халявы, на несколько порядков превышают то, что могут (точнее —
не могут ни при каких обстоятельствах) обеспечить им недоправительства их собственных недостран. В результате даже условно причисляемые к первому миру страны, вроде Испании или Греции, сталкиваются с волной т. н. «беженцев», использующих любую лазейку, чтобы просочиться.
При этом получается, что т. н. «международное законодательство» не предоставляет никаких преимуществ гражданам стран, подвергшихся ударам человеческого цунами, перед теми, кто составляет эту волну. Если тушка пересекла границу — всё, пиши пропало: выкурить её обратно, особенно спустя
несколько лет — именно столько может длиться разбирательство со всякими «беженцами» — невозможно. На практике это означает, что границ больше нет, а институт гражданства накрывается (или уже накрылся) медным тазом. Как ни откроешь браузер, обязательно на тебя вывалится новость об очередной порции «беженцев», втащенной какими-нибудь шмуклерами в Лондон или Гамбург.
Это, дорогие мои, уже никакая не «иммиграция». Это — потоп. Сколько ни впускай этих «беженцев», их число будет только нарастать. По экспоненте. У них ведь там постоянно то война, то голод, то ещё какая-нибудь напасть.
В годы моей комсомольской юности был популярен такой лозунг: «критикуешь — предлагай, предлагаешь — делай!» Проблема в том, что сделать, по большому счёту, ничего нельзя, кроме автоматических пулемётов на границах (которых, фактически, нет!). Например, попытки «разобраться с кризисом» в стране, откуда на нас потоком изливаются «беженцы», выглядят так: слишком много народу бежит из Ливии в Италию? — А давайте разбомбим ихнего диктатора! Разбомбили. И что, Ливия стала более безопасным местом, поток беженцев прекратился? Чёрта с два — он вырос
на порядок! Чтобы добиться там приемлемой стабилизации, придётся инвестировать неизвестное количество денег и труда. «Стабилизация» Ирака обошлась в 200 млрд., сколько было откачено и попилено, вообще неведомо. Ну, и как? Стабилизировали? О, да! «Неправильно» одетых детей там
забивают камнями и выставляют трупы на свалках, чтобы другим наука. Заверните нам две таких «стабилизации», чо там. И заодно покажите беженцев, которые вернулись в Ирак. По ходу дела оттуда ещё и христиан эвакуировать придётся. А потом коптов из Египта. Ну мы же не можем их бросить на произвол судьбы, верно? Нет никаких сомнений в том, какой именно окажется эта самая судьба! Похоже, в консерватории, где разрабатываются всевозможные «стабилизационные» Хитрые Планы™, надо что-то менять, причём срочно, а то всем станет
срачно.
Надо уже, наконец, понять, что диспропорции, вызвавшие этот потоп, невозможно «исправить», как невозможно отрегулировать и сам потоп, который, в свою очередь, не является никаким решением вообще. Беда ещё и в том, что эта самая «иммиграция» приносит с собой все те проблемы, что послужили причиной её возникновения. Все эти понаехавшие люди принесли свой ад на подошвах своих чувяков. Поэтому женское обрезание множит несчастных калек в Осло и Глазго, а джихадёры прописались в Нью-Йорке и Сиднее.
Сторонники некогда популярного, особенно в Америке, мифа о «плавильном котле» настаивали, что понаехавшие распрощаются со своей прежней идентичностью, и вольются в принимающую титульную нацию. Ага, наша сила в плавках. Эта идея со скрипом, кое-как, работала в былые времена, когда поток въезжавших регулировался не стонами «дяденька, дайте напиться, а то так есть хочется, прямо переночевать негде», а потребностями той или иной страны в рабочей силе — квалифицированной или не особенно, вопрос другой. Но сегодня, когда мы принимаем всех подряд по «квотам», установленным зажравшимися и продажными одновременно международными бюрократами, вместо «сплава» у нас в каждом крупном (и уже не только) западном городе появился свой маленький Могадишо — провозвестник времён, когда все наши города превратятся в самые настоящие Могадишо. Вместо пресловутой «интеграции» мы получили кучу запретных зон, куда даже вооружённые до зубов бойцы полицейских подразделений входят с опаской. Здесь невозбранно рулит насилие, дикий трайбализм и средневековые «правила общежития». Мало того — эти зоны превратились в ресурс бесперебойных поставок пушечного мяса для криминальных сообществ, джихадистских армий и просто ракаев, выплёскивающихся на улицы ещё совсем недавно благополучных кварталов.
Надо заметить, что в Европе о «плавильном котле», где мальчики с ножичками и девочки в платочках должны были бы превратиться в добропорядочных, законопослушных и склонных к тщательному выполнению сложнейших технологических процессов европейцев, вообще никто не заикался. Массовая иммиграция на деле превратилась, наряду с региональным сепаратизмом, в один из способов размывания национальной идентичности. Причём, я категорически далёк от мысли, будто всё это безобразие было кем-то иезуитски запланировано тыщу лет тому назад: ничего подобного. Миграция и иммиграция — это стихия, подобная землетрясению или урагану, и её объединительствующая социал-фашистская бюрократия будущего ЕСССР попыталась оседлать в своих интересах. По их убогому разумению, создание левого электората из этой разношёрстной публики и местного генетического мусора должно было способствовать превращению единой Европы в некое подобие экономической мегаимперии. Ну, а поскольку у этой бюрократии обе руки — левые, вышло именно то безобразие и непотребство, которое мы с вами имеем несчастье наблюдать: мечтая о народовождении, они позабыли о том, что в пути эту орду бездельников и недоумков нужно чем-то кормить. Хаос, который означенная орда воспроизводит, никакому упорядочиванию, кроме
окончательного, не подлежит. Не очень понятно, кто и на каких условиях возьмётся за эту «работу».
Собственно, происходящее в Европе имеет не так уж много вариантов дальнейшего развития.
Если нация ничего не значит, то и национальная идентичность никакого смысла не имеет. Всё, что остаётся в этом случае — хаотический конгломерат кланов и этнических группировок на лишённой национальных границ «мультикультурной» планете. Хаос, в котором невозбранно рулит «старое доброе» право сильнейшего, сдобренное щедрой порцией самых низкопробных вариантов коалиционного мошенничества: именно так всё произошло в Египте — созданные левыми и демократическими силами альянсы были без особого труда осёдланы или захвачены «Братьями-мусульманами», превратившими их в инструменты своего господства.
В такой хаотизированной «чашке Петри» идеология подчинения и трайбализм могут и в самом деле предстать неким эрзацем упорядочения, если не самим Порядком. Именно так ислам начинался, именно так он продолжает распространяться сегодня. В бесконечно фрагментированном мире, где вообще нет такого понятия, как постоянное доверие с опорой на договоры и взаимные обязательства, ислам имеет тотальное преимущество как сила, обладающая организацией, располагающая средствами и ведомая идеей мирового господства, — преимущество, которого нет ни у коренного населения, уже лишённого опоры на ориентир национального единства и национального государства, ни у остальных мигрантов. Последним просто не к кому примыкать — кроме мусульман.
Для мусульман
мы все — весь остальной мир — представляем собой «хаос», Дар-эль-Харб («мир войны»), куда необходимо принести «порядок». Разумеется, исламский «порядок». В этом они видят свою «правоверную» миссию, свою религиозную и экзистенциальную сверхзадачу. Любая возникающая у нас социальная, политическая, экономическая ситуация рассматривается ими как очередной пример нашей неспособности, беспомощности «неверных», как лишний повод усилить давление и приход исламского «порядка». Насилие, ими инициируемое, должно ускорить сползание сторон к неизбежному конфликту.
Границы созданы для того, чтобы не допускать подобного. Границы мешают беспрепятственному проникновению армий вторжения, даже если они выглядят как толпа беженцев с узлами и ослами, с детьми в болячках и старухами в одеялах. Границы символизируют безопасность и право владения, и если убрать — или даже морально дискредитировать — границы, то мир без границ сразу же становится
ничьим. Без границ рушится структура, мир ничьих пространств моментально превращается в лёгкую добычу. Если всё кругом колхозное бесхозное — почему бы, в таком случае, не двинуться туда, где можно поживиться «ничьим» богатством и подобрать валяющуюся на земле власть?
В исламском мире национальная идентичность крайне слаба, размываемая, с одной стороны,
религиозной, с другой — родоплеменной «идентичностью». Это не позволяет мусульманам добиваться слаженного функционирования их собственных квазигосударств, что является свидетельством их очевидной отсталости. Но в условиях лишённого границ мультикультурного мира эта дикость, эта приверженность религиозным и клановым паттернам парадоксальным образом даёт им фору перед цивилизованными людьми. Они гораздо лучше нас приспособлены к ситуации отсутствия государства, в то время как для нас государство стало фундаментальной основой выживания. Мы создали государства как основной инструмент нашей цивилизации, а мусульмане привыкли обходиться без него. Они вообще не понимают, для чего предназначено государство, тем более — государство-нация. В их «культуре»
отсутствует понятие общественного договора — в том числе потому, что доверие в мире ислама возможно только на основе родственно-клановых связей и никаких других. «Вертикальная» этика, пронизывающая общество сверху донизу, для мусульманина — непредставимая и невозможная конструкция. Шариат — не этика и не законодательство в нашем — римском или англо-саксонском понимании права, неважно — а инструмент запугивания и террора.
Ислам — инструмент не культурного, цивилизационного, а исключительно силового доминирования. Его эффективность состоит в способности создавать хаос на месте порядка. Каждый муджахид, развесивший свои и чужие
кишки по деревьям, каждый
всплеск неистовства по поводу каких-то маловысокохудожественных картинок или сжигания макулатуры, демонстрирует могущество хаоса и показывает, насколько низко элиты и власть на местах готовы прогнуться, чтобы умиротворить его устроителей.
Запад превращается в место, где национализм — неважно в какой коннотации — уже сам по себе повод для подозрений, в место, где этническая самоидентификация коренного населения табуируется. Это, в свою очередь, превращает его в пространство, пугающе удобное для конфликтов того самого рода, что приносит с собой ислам. Мы отказались — не утратили, а именно отказались в пользу мультикультурной утопии! — от наших навыков выживания, от умения приспосабливаться к переменам — от того, что делало нас хозяевами подлунного мира. Боязнь перемен и футурошок стали всеобщей болезнью Запада. Ретрошок ислама использует хорошо знакомый по былым векам нарратив подчинения: покорись, выучи и бездумно повторяй новые-старые трюизмы, плати подать и живи своей маленькой, ничтожной, никчёмной жизнью, не смея поднять головы и взглянуть на звёзды, куда так стремились твои предки, — и был миг, когда казалось: никто и ничто не сможет их удержать.
Мы больше не знаем, что ответить нашим собственным детям на вопрос: «Кто мы такие?» И в самом деле, — кто мы такие, если наше мировоззрение, наш
цивилизационный проект больше не признаётся нами самими как то, что составляет и воспроизводит наше превосходство, как абсолютная ценность, утверждаемая самим ходом истории, священной поступью эволюции и нашей повседневной
приверженностью свободе?
Дикари и калеки, штурмующие наши границы, как раз абсолютно убеждены в своём превосходстве. Им легко потому, что собственная роль — роль песчинки в медленно, но неотвратимо надвигающемся бархане — им хорошо известна, понятна, впитана ими тысячелетиями отсутствующей истории, — ибо история есть развитие: нет развития, нет и истории. И эта внеисторическая протоплазма, в отличие от нас, готова сражаться. А ведь готовность сражаться, боевой дух — это главное, что обеспечивает победу в сражении. Гораздо легче воевать, когда знаешь, за что воюешь. Не зная, этого, мы уклоняемся от войны. Мы убегаем, превращаясь в беженцев, бомжей в своих домах, беглецов в собственных странах, бродяг в наших же городах. Мы, граждане первого мира, внезапно ощутили, что не хуже новоприбывших понимаем, что значит быть жертвой религиозной войны и этнической чистки. Но если они признаны беженцами официально, то мы — нет. Мы — жертвы войны, которую нельзя назвать войной, колонизации, чьё имя под абсолютным запретом. Нас лишают нашей национальной принадлежности и тем самым крадут и наше будущее, и наше прошлое — всю
нашу историю целиком.
Человечество давно (лишь в историческом смысле — совсем недавно) превратилось в единый социальный организм. (Некоему множеству наблюдателей эта объективная реальность может быть неясна, но это уже проблема наблюдателей, а не реальности.) Но, как и в живой природе, организм этот состоит из
отдельных органов, и
границы между ними — это и есть то, что делает их функциональными и жизнеспособными. Организм не может состоять из одной печени или одной ноги. И даже в своём сегодняшнем — ужасающем — состоянии, единое и разделённое одновременно, человечество находится на гораздо более высокой эволюционно-энергетической ступени развития, нежели то положение, в которое его стремятся ввергнуть радикальные упростители — мусульмане. Вариант превращения человечества в бархан, состоящий из миллиардов удручающе похожих друг на друга песчинок, в «умму» — «мумуму», трайбалистскую орду, тотально исключающую какую-либо цивилизационную инфраструктуру — это именно радикальное упрощение, понижение энергетического уровня, ретроградная эволюция. Именно поэтому в исторической, вселенской парадигме «исламский вариант» по-настоящему бесперспективен. Разумеется, такое понимание — слабое утешение тем, кого пресловутое упрощение может затронуть, но и это понимание лучше никакого. Не секрет, что эволюция ищет пути совершенства вслепую, и поэтому ислам обречён, как обречён тот, кто окажется — по своей воле или по воле Рока — в эволюционном тупике.
Окажется ли в нём всё человечество, зависит, в том числе, и от каждого из нас.
©
Вадим Давыдов*
*При перепечатке указание авторства и ссылка на первоисточник публикации обязательна.
Запись опубликована
Вадим Давыдов | Dixi. You can comment here or
there.
Комментариев нет:
Отправить комментарий