У меня тут намедни такой философический диалог родился. Или продиктовался - кто его знает. Но ответы я точно получала не от ума, они и для меня самой порой неожиданными были.
У меня есть один знакомый - принципиальный богоборец, который постоянно задает мне каверзные вопросы. Над некоторыми долго думать приходится. В какой-то момент я задумалась - и вдруг мне начал отвечать.... скажем, Демиург. Диалог вполне симпатичным вышел.
Д. Ты хотела меня о чем-то спросить?
Я. Да, если можно. Мне казалось, что я интуитивно знаю ответ, но оказалось, что некоторые вопросы вводят меня в затруднение. Мне бы хотелось уточнить.
Д. Я весь внимание.
Я. Скажи, почему ты не сделал человека бессмертным и всемогущим?
Д. Я сделал. Человек бессмертен и всемогущ.
Я. Что-то непохоже.
Д. Да, видимо, нужно уточнить. Человек изначально был бессмертным и всемогущим и может стать им снова как только захочет. Просто сейчас он играет в смертного и довольно беспомощного.
Я. А зачем?
Д. Захотел.
Я. Как можно этого захотеть? Получается, ты сделал человека идиотом?
Д. Давай начнем с начала. Что ты называешь всемогуществом?
Я. Доступ к безграничным возможностям.
Д. Они у человека были. Он мог совершить все. Но для этого нужно принимать все.
Я. В каком смысле принимать все?
Д. Я сотворил все, поэтому отношусь ко всему, как художник к своему творению. И человека я наделил таким же творческим умом.
Я. И что же случилось с его творческим умом?
Д. Сначала все было в порядке. Человек воспринимал все и мир для него был тем, что вы называете раем.
Я. А потом?
Д. А потом настало время ему не только воспринимать, но и самому творить. И тогда у него появился вопрос: "А как творить? Ведь творчество - это выбор. Чтобы создать форму, нужно в данный момент отбросить все, что не является этой формой. А как это понять?"
Я. А как это понять?
Д. Так, как понимаю это я: просто выбираю сейчас считать это формой, а то... скажем, фоном. Именно в этот момент.
Я. Ну, так поступает любой художник.
Д. Именно.
Я. Так почему человек не поступал именно так?
Д. Человек захотел четких критериев.
Я. То есть?
Д. Человек пришел ко мне и заявил: "Я не понимаю, на основании чего выбирать то или это. Дай мне четкие критерии, иначе я наделаю ошибок".
Я пытался объяснить ему, что, во-первых, ошибок не бывает - только обратная связь - во-вторых, если ему не понравится результат, он всегда может переделать, в-третьих, совершая то, что он называет ошибками, он все лучше учится доверять своей интуиции.
Я. И что человек ответил?
Д. Что это слишком сложно и долго и что он хочет получить четкие критерии: что лучше, что хуже. Я ему сказал: как только ты скажешь "Это лучше, а это хуже" - у тебя появится "Хорошо и плохо, добро и зло". Тогда ты будешь отбрасывать все, что считаешь злом, а потом захочешь его уничтожить. Твое сознание из многомерного станет одномерным, и тогда твой творческий ум страшно сузится.
Я. И он все-таки выбрал критерии?
Д. Да. Он сказал, что хочет попробовать и что уверен, что ему удастся сохранить и творческий ум, и одномерную шкалу "лучше-хуже". Когда я сказал, что вряд ли это возможно, он ответил: "Ты же сам сказал мне, что на ошибках учатся. Если ошибусь - значит, выброшу эту шкалу. Но я хочу сам в этом убедиться!" Не мог же я ему отказывать в праве проверить это на своем опыте.
Я. А почему же он не отбросил эту шкалу?
Д. Видимо, еще не убедился.
Я. А что было потом?
Д. То, о чем я предупреждал. Появилось "добро и зло", желание уничтожать "зло" в других и отказ замечать в себе то, что решил назвать "злом".
Я. А почему ты не ограничил способность человека творить это самое зло? Раз уж он так экспериментирует - мог бы сделать эксперимент более безопасным.
Д. Я очень сильно ограничил поле эксперимента. Просто это незаметно изнутри. Вот представь себе шкалу: на одном конце - безграничные возможности, на другом - выбор из одного-единственного варианта. На одном конце демиург, на другом - робот. А между этим множество отрезков разной длины.
Так вот: если будет выбор хотя бы из двух вариантов - один из них обязательно будет назван "лучшим", другой "худшим". Соответственно, добром или злом. Но два варианта - маловато, отрезок длиннее. Хотя и не очень длинный. Но крайние варианты человек все равно будет воспринимать как крайнее зло или крайнее добро.
Я. Ты говоришь, что поле ограничено? А как же тогда выглядит безграничное добро... или зло?
Д. Изнутри этого не увидеть. Только выйдя за пределы поля. А для этого нужно убедиться, что невозможно сохранить и одномерную шкалу, и многомерный ум.
Я. А ты пробовал втиснуть свой ум в одномерную шкалу?
Д. Конечно. Иначе откуда бы я знал, к чему это приводит? Я же не всегда был демиургом.
Я. И ты сам отбросил привязанность к одномерности?
Д. Да. Когда понял, что достаточно в нее наигрался. Не раньше, но и не позже.
Я. Понятно. А как насчет бессмертия?
Д. Мне кажется, ты сама можешь ответить.
Я. У человека есть бессмертная часть и смертная?
Д. Примерно так. Смертная часть - та, которая экспериментирует с одномерным умом. Она не может быть бессмертной, потому что невозможно быть бессмертным и ограниченным одновременно.
Я. Неужели за все время существования человечества никто не захотел прекратить эксперимент?
Д. Множество людей хотело и хотят. И прекращают. Правда, это требует времени, усилий и тренировки - не так-то легко снова включить мышцы, которые не тренировались тысячелетиями. Но если они действительно хотят - у них рано или поздно получается.
Я. Ты им помогаешь?
Д. А как ты думаешь?
Я. И что: по земле ходят бессмертные люди?
Д. Если хотят. Но этого мало кто хочет. На земле в том состоянии, в каком она сейчас, им не слишком интересно.
Я. А как же приятие всего?
Д. Так они принимают. Но предпочитают большую часть времени жить в других пространствах. Это дает больше возможностей.
Я. А землянам они помогают?
Д. Конечно, помогают, но обычно в других телах, не физических. Хотя иногда создают себе и физические тела. Это они сами решают: создать, сохранить, отбросить, заменить.
Я. А как это согласуется с идеей о трансформации материи?
Д. Материю очень легко трансформировать. Но для этого нужно...
Я. Вернуть многомерный ум.
Д. Да. Тогда поле доступных возможностей расширится и трансформация материи окажется внутри него. А сейчас эти возможности ограничены. Хотя люди упорно пытаются выйти за границы, сохраняя одномерность. Результаты, мне кажется, вас самих не радуют.
Я. А тебя?
Д. Ну, хоть я и принимаю все, но мне порой бывает обидно, что люди так долго долбятся в эту границу, расшибая себе всю смертную часть. Но я понимаю, что только сам человек может решить, когда с него хватит.
Я. Спасибо, мне кажется, я все поняла.... насколько мой ограниченный ум позволил. Вот только еще один вопрос...
Д. Конечно, спрашивай.
Я. А если человек совершил в какой-то момент своей земной жизни ошибку... которая кажется ему непоправимой, он думает, что оказался в ловушке, из которой нет выхода?
Д. Ты о себе спрашиваешь?
Я. Нет.
Д. Тогда я могу дать лишь самый общий ответ: выход есть всегда, и я помогаю его найти тем, кто этого действительно хочет. Но это ты и сама знаешь.
Я. Да, это общий ответ.
Д. А конкретно я могу ответить лишь самому человеку. Для каждого у меня есть ответ, подходящий именно для него (или для нее). Но никто другой этого ответа не поймет и не услышит.
Я. Что ж, большое спасибо. Я могу записать наш разговор и опубликовать его?
Д. Конечно, можешь. Интересен ли он кому-нибудь, кроме тебя, - другой вопрос. Может быть, и интересен.
Я. Вот когда опубликую, тогда и узнаю.
Д. (улыбается).
Я. Послушай, а до меня только что дошло: ведь ты разговариваешь со мной в человеческом облике!
Д. А почему бы и нет? Тебе приятнее говорить с кем-то невидимым и бесформенным?
Я. Так ты можешь улыбаться и грустить?
Д. Я могу все, в том числе и это. Особенно в человеческом облике.
Я. Тогда еще раз большое спасибо.
Д. Пожалуйста. Будут еще вопросы - задавай.
Я. Всего доброго!
Д. Счастливо!
